Вместе с пылью цивилизация породила еще одного врага рода человеческого - шум. Это про него Роберт Кох сказал, что когда-нибудь людям придется расправляться с ним так же решительно, как с холерой или чумой. Шум начал досаждать людям раньше всех. Еще Ювенала раздражал стук телег, цокот подков и перебранка возниц под окном. Ювенал утверждал, что больные в Риме умирают не от своих болезней, а от бессонницы. Что бы сказал он," попав сегодня даже не в Рим, а в маленький Сан-Ремо, где в 1967 году собрался международный конгресс по борьбе с шумом и вынужден был долго искать себе место: в первоначально выбранном зале ничего не было слышно от грохота станков, доносящегося с соседнего завода.
А что сказали бы жители древнегреческой колонии Сибариса. построенной в той же Италии, которые за пятьсот лет до Ювенала запретили у себя в городе шуметь по ночам и вывели за черту города кузницы и мастерские жестянщиков? "В беспечности благой живет как сибарит",- сказано у Грибоедова, и до сих пор сибаритом называем мы человека изнеженного и праздного. Глубочайшая несправедливость! В беспечности благой жило все человечество. Теперь оно подражает сибаритам - переносит свои кузницы подальше, а жестянщиков спасает от глухоты.
"Шум, вечный шум! - писал за сто лет до казуса в Сан-Ремо Эдмон де Гонкур.- Ночью меня мучит бессонница; в глубине желудка у меня словно притаилось какое-то ухо, болезненно воспринимающее всякий шум; и я придумал мрачную сказку, сюжет которой я бы мог предложить тени Эдгара По. Человек, вечно преследуемый шумом, переезжает с квартиры на квартиру... из города в город, в леса, где, как в Фонтебло, трубят в рог загонщики ланей; прячется в келье, устроенной в пирамиде, и там его оглушает стрекот кузнечиков; он все ищет и ищет безмолвия и никак не может его найти - и наконец убивает себя, чтобы обрести безмолвие вечного покоя, но и тут не находит его: могильные черви мешают ему спать".